Леонид Грач
Коммунисты России ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПАРТИЯ

Второй попытки не будет

Поделится:
16:13 24 Ноября 2017 г. 425

 

Дмитрий Хворостовский: В жизни, конечно, я счастливчик, несмотря на все испытания. Это точно. Я осознал, что до болезни практически никогда не страдал, по большому счету. Надеюсь, это испытание сделает и меня, и мой окружающий мир лучше, яснее, понятнее; жизненные ценности кристаллизуются. Я хотел бы сказать, что Господь Бог ведет нас по жизненным виражам, но я в него не верю. Господь Бог не может знать и думать о каждом из нас. Мы сами себе предоставлены. Я уверен, загробной жизни нет и не может быть. Нам дается только одна жизнь, которую мы должны прожить без черновиков, с первой попытки, пытаясь оставить след и быть счастливыми. Потому что потом у тебя не будет никакого шанса.

Лавина людского внимания послужила вам поддержкой или еще большим испытанием?

Дмитрий Хворостовский: Я как был человеком не публичным, таким и остался. В момент интенсивного лечения я ушел в подполье и мало с кем общался. Мои близкие, зная это, выборочно информировали меня о происходящем вокруг. Но из-за болезни я вынужден был отменить много важных контрактов. И недосказанность, мне кажется, породила бы еще больше кривотолков, поэтому я решил рассказать все, как есть на самом деле.

Мой круг общения, по большому счету, каким был, таким он и остался. Те люди, которым я симпатизировал, с которыми приятельствовал или дружил, они все со мной. Никто от меня не отвернулся. Хотя многие люди боятся этой ситуации, как чумы, и я их понимаю и не осуждаю. В счастье, в успехе тебя окружает множество людей, с ними очень привольно и приятно делиться этим счастьем. Когда же человек оказывается болен, он остается один на один с болезнью. И я в этом не исключение. Но свое одиночество я не так уж лелеял и холил. Тем не менее когда тебе плохо, тогда ты все равно один. Никто тебе не может ни посочувствовать, ни реально помочь. Кроме моих родителей и моей жены Флоранс. Морально меня очень поддерживал отец, с которым я каждый день и до сих пор разговариваю. И все свои тяготы и страхи я разделял с Флошей. Она вела себя просто героически. Причем не подавая ни малейшего вида. И совсем не по-русски: "Ах ты, мой бедненький, ой, ой..." Ничего подобного, все было только на позитиве, весело. Когда мне плохо, меня оставляли в покое. Мне чуть лучше, сразу организовывалось что-то, приносящее радость. Самые ужасные три первых месяца моего лечения стали едва ли не временем невероятно сильного единения нашей семьи. И в самые худшие моменты я смотрел на детей, жену и чувствовал, что я просто не могу упустить себя. Я обязан выкарабкаться...

А у вас не возникло вопроса: за что мне такое испытание?

Дмитрий Хворостовский: Как только я узнал о диагнозе, во мне сразу будто бомба взорвалась. Вся моя жизнь начала крутиться передо мной на невероятной скорости. Задумался, сколько я сделал? Достаточно ли? Что я должен еще успеть сделать и как поступить сейчас? И за что я так наказан, что я такого свершил?

Нашли ответ на этот вопрос?

Дмитрий Хворостовский: Нет, я отмел этот вопрос как дурацкий и ненужный. В случившемся нет ни закономерностей, ни объяснений. И зачем задаваться бессмысленными, но мучительными вопросами, на которые никто не сможет ответить. Конечно, я был очень раздражен и потерян. Но всего лишь после двух дней лечения я спел концерт в посольстве России в Лондоне для того, чтобы не умереть от ужаса. Благо, что все, прежде всего наш посол Александр Яковенко, пошли мне навстречу. Вечер был организован замечательно. Это было в самом начале лечения, но я увидел выход из тоннеля. А потом я опять ушел в тоннель и, конечно, одурел за месяцы мучительного лечения. Приезд в сентябре в Нью-Йорк, работа в Metropolitan Opera над "Трубадуром" Верди, с одной стороны, стали избавлением. С другой, было очень трудно, потому что иногда на репетициях мне было плохо: меня трясло и колотило. Но тем не менее я ничего не отменял и не изменил в постановке... Для себя я решил, что должен это попробовать, и если все получится, то я в игре.

Откуда в вас столько воли?

Дмитрий Хворостовский: На протяжении всей жизни я преодолеваю трудности - то горы, то ущелья. В конце концов, это очередная. Сцена, музыка, искусство, театр - это любовь, прежде всего. Для меня это еще и жизнь. Не будь у меня этого дела, не знаю, чем бы я вообще мог заниматься в жизни. И я ни на один день не переставал заниматься. С самого первого дня болезни, когда я начал терапию, и даже когда мне сделали операцию - биопсию в Америке. В день операции я делал приседания и хотел убежать из клиники, чтобы себя взбодрить, доказать себе, что жизнь продолжается. И сегодня, где бы ни был, в какой дыре, я каждый день занимаюсь: бегаю, тягаю веса и вокальную форму поддерживаю. Когда возникает такая ситуация, человек или пан, или пропал - третьего не дано. Даст Бог, в скором времени это будет вспоминаться как нечто, бывшее в прошлом. Я на протяжении всей своей жизни привык глядеть только вперед, не оборачиваясь назад. Что нас не убивает, делает нас только сильнее, теперь я это точно знаю.

Болезнь повлияла на график вашей работы?

Дмитрий Хворостовский: Нет. Изменились обстоятельства моей жизни. Ставка сейчас слишком высока... Я ничего не загадываю. По сравнению с тем, что мне приходится переживать, прочие житейские неурядицы - полная ерунда. Многое из того, что меня раньше бесило, с чем ты не мог мириться до болезни, сегодня не имеет совершенно никакого значения.

Мария Бабалова,

Российская газета,

22.11.2017

Архив