Ещё в конце 80-х годов прошлого века я работала на заводе с незаметным, на первый взгляд, человеком, но столь сложной судьбы, что другим, пережившим Великую Отечественную войну, доставалась далеко не всегда.
По сведениям из архива отдела кадров мичман в отставке Бладыко Василий Тимофеевич был плотником-ремонтником в административно-хозяйственном отделе несколько лет. С 1948 года – житель города-Героя Севастополь, – послевоенное восстановление нашего белокаменного также выпало на его долю.
Представляю читателям одну из бесед с ним – о поездке в Германию, где он, почти мальчишкой 16-ти лет, оказался в страшном концентрационном лагере Бухенвальде.
– Пожалуйста, Василий Тимофеевич, расскажите, как Вы туда поехали? Ведь и за скромную пенсию далеко не разгонишься, и за границу с режимного предприятия не пускают…
– Меня, как узника Бухенвальда, пригласил музей-мемориал, созданный в концлагере. Это государственное учреждение, оно полностью взяло на себя и организацию, и оплату проезда, и все расходы по нашему пребыванию. В нашей делегации с Украины было 17 человек, из Севастополя – я один. Большинство из оставшихся в живых узников были старше меня и уже по возрасту и состоянию здоровья не решились отправиться в дальнюю дорогу. Ехали мы от Киева через Ковель и Варшаву до Берлина, где с международного поезда пересели в местный до Веймара. В пути бросались в глаза чистота в населенных пунктах и Польши, и Германии, хорошие дороги и ухоженные поля.
– Где Вы побывали, что увидели интересного, чем жизнь современных немцев отличается от нашей, на каком языке Вы с ними общались?
– Веймар находится на территории бывшей ГДР, это столица земли Тюрингия. В Веймаре нас встретили и тут же отвезли в гости к местным жителям. Я попал в семью, где хозяин и хозяйка учились в СССР, хорошо говорили по-русски и сами пожелали принять у себя советского узника. Оба работают, он преподает в институте какую-то строительную дисциплину, а она – в другом – русский язык. Живут они в пригороде Веймара, в 9 км от города, в собственном двухэтажном доме, у них двое детей, 14 и 20 лет, школьник и студент – выпускник. Неудобно было расспрашивать подробности, но учатся бесплатно, из иностранных языков в программе школы: английский и французский – обязательно, русский – по желанию, школьный курс – 12 лет.
Хозяину дали программу нашего пребывания, и он утром отвозил меня на своей машине к месту сбора, в назначенное время забирал, по моему желанию мы были с ним в зоопарке и на большом горном озере, там у них зона летнего отдыха…
Тюрингия – очень красивая горно-лесистая местность, пахотных земель там мало, люди живут за счет очень большого количества горных зимних курортов, популярных в Европе.
– Что входило в официальную программу?
– Первый день был посвящен знакомству с Веймаром, это красивый старинный типично немец-
кий город, родина Гёте и Шиллера, мы были в их музеях. А в самом центре города, в парке, кладбище, где похоронены умершие от ран и болезней в находившемся неподалеку госпитале. Кладбище большое, могилы ухоженные, везде цветы, надписи на могильных плитах на немецком языке, чаще всего содержат имя, фамилию, даты рождения и смерти и национальность – поляк, венгр, русский, француз, итальянец… и т.д. Всего там захоронено 413 человек, и с надписью «неизвестный» менее десятка могил. Что интересно: против фамилий Prokip Djatschenko (Прокоп Дьяченко), Iwan Choroschajew (Иван Хорошаев), Iwan Atanaschwili (Иван Атанашвили) написано Russe (русский)! А вот евреи и после смерти помечены шестиконечной звездой...
Два дня были посвящены Бухенвальду. Надо различать созданный мемориал и музей на территории самого концлагеря. Мемориал – аллея обелисков, посвященных каждой из 38 стран, граждане которых погибли в концлагере, далее стоит высокая башня с колоколом – это Бухенвальдский набат…
Возле этой башни, на заасфальтированной площадке, где рядом была каменоломня, в которой работали заключенные, а умерших или расстрелянных сбрасывали прямо вниз, в выработку, состоялся митинг, было ещё несколько групп узников из других стран. Выступил мэр Веймара и узники из французской и польской групп, смысл выступления сводился, кроме воспоминаний, к тому, насколько это несовместимо в сознании по сей день: Гёте, Шиллер – и трагедия загубленных жизней в Бухенвальде.
В каталоге указана цифра: около 56000 погибших заключенных, но никто не считал сброшенных в выработку, никто не знает и уже не узнает: номера умерших без регистрации смерти присваивались вновь прибывшим…
В европейской группе узников были люди, попавшие в концлагерь вместе с родственниками или друзьями, разыскивали сведения об их судьбе, но тщетно – при всей хваленой немецкой точности не смогли ничего узнать… Говорили о том, что из вновь прибывших военнопленных без регистрации раздавали, как рабов, немцам, для работы в хозяйстве, на фермах… И если эти люди выжили, то многие из них боялись после окончания войны вернуться домой, считали себя опозоренными пленом…
После митинга был прием около 2,5 – 3 часов, который также давал мэр Веймара. Там были и пресловутые 100 граммов, которые люди отказывались пить с немцами даже в память о погибших, хотя груз тяжелых воспоминаний давил на каждого.
О самом Бухенвальде много написано, сняты фильмы. Первоначально он предназначался для немецких политзаключенных и был третьим по величине после Заксенхаузена и Дахау в системе национал-социалистических концлагерей. Он вначале не имел статуса «лагерь смерти», при его основании в 1937 году ещё не предусматривалась такая сфера «деятельности», как эксперименты для ведения бактериологической войны; скорее это была школа жестокости для подразделений СС в целях обучения методам насилия и террора, что было для них моральной нормой! Был этот лагерь и источником дармовой рабочей силы для промышленных предприятий – авиационные и подземные заводы для изготовления ракет.
Однако с начала Второй мировой, и, особенно после нападения Германии на СССР, он стал концлагерем для военнопленных разных национальностей, а также евреев и цыган – фабрика смерти для проведения этнических чисток.
В начале 1945 года Бухенвальд насчитывал 110000 заключенных, в этот период очень многие погибли из-за скученности, антисанитарии и болезней; освободили нас 11 апреля 1945 года части 3-й армии США.
После освобождения мы попали вначале в американский фильтрационный узел, где почти всем, кто был призывного возраста, предлагали воевать в составе американских воинских частей, обещали гражданство и жильё в Америке. Из моих товарищей по русскому бараку почти никто не соблазнился, и мы добились, чтобы нас передали Красной Армии. Нас отправили в госпиталь, где были советские бойцы, только там мы узнали, до каких мест дошли фрицы, – и большинство прямо рвались в бой, чтобы мстить за свои родные места и воинами, а не пленниками возвратиться домой. Пока всё это происходило, наши войска взяли Берлин… Я по сей день жалею, что не удалось вернуться победителем.
Зато по возвращении сразу пошел служить, попал на Черноморский флот в Севастополь, дослужился от рядового матроса до мичмана и был демобилизован по возрасту. Жена, Надежда Ивановна, была против, чтобы я шёл ещё работать, но я не представлял себе жизнь вне коллектива, не хотел сосредоточиться на домашних заботах, так и пришел на завод.
А женщины, которые на лестничной площадке ругали дисциплину, меня, уравновешенного человека, вывели из терпения, вот этот разговор с ними Вы и услышали… Я им сказал: в 17 часов вы выйдете за проходную и – свободны, а я просыпался каждое утро, видел дым из трубы крематория и с горечью думал, что это – единственный выход на волю.
Сейчас в музейный комплекс Бухенвальда входят ворота (с них убрана известная всему миру надпись: «Jedem das seine», что переводится как «Каждому своё», и даже на фотографиях нет следа этой надписи); сохранились помещения санпропускника, газовых камер и крематорий; бараки, как и в других немецких концлагерях, снесены, остались только фотоснимки в буклетах…
– А бывали ли случаи побегов?
– Поскольку была система лагеря в лагере, убежать было практически невозможно, но когда фашисты начали вывозить людей на массовое уничтожение, то обреченные забрасывали на колючую проволоку, находившуюся под напряжением, одежду и по одежде выбирались за пределы ограждения. В последние дни убили нескольких эсэсовцев и отобрали оружие, которое пригодилось, когда немцы отступали.
Но тот ежедневный кошмар, который длился годами, сейчас невозможно не то что спокойно, а вообще вспоминать, и надо сделать всё возможное и невозможное, чтобы ужасы фашизма не повторились ни в одной стране.
– А как живут и чем «дышат» современные немцы?
– О своих гостеприимных хозяевах я уже говорил. Они живут очень хорошо, выше среднего уровня. После объединения Германии у них тоже началась «перестройка».
По решению правительства производственные предприятия были признаны нерентабельными и закрыты, возникла безработица. Но население особых ухудшений не почувствовало, жизненный уровень стабилен, так как размер пособия по безработице обеспечивает уровень жизни выше прожиточного минимума, а получают его до момента трудоустройства. Продовольственные и промышленные товары реализуются через магазины с современным оснащением. Понятия торговли на рынке, как и самих базаров, у них нет; в любом продовольственном магазине хлеб продается на вес, по одной цене и для белого, и для тёмного, хлеба немцы едят мало, и можно взять любой вес – его тут же нарежут тонкими ломтиками и упакуют. Но больше они употребляют мясные и молочные продукты, крупы и макароны у них редкость, предпочитают овощи. Один из бывших советских немцев сказал мне в частной беседе, что живет материально намного лучше, чем жил в Казахстане, получил пенсию с учетом стажа в СССР. Единственной проблемой у него было слабое знание немецкого языка, который он продолжает изучать: раз в неделю по выходным ходит на бесплатные курсы.
Нас, гостей, принимали очень приветливо, встречали на вокзалах и провожали с музыкой, молодёжь пела, в том числе и по-русски. У них сохранились культурные связи землячеств с советскими городами-побратимами, молодёжь ездит к нам, а наши ребята 17 – 18 лет были в тот момент гостями молодёжных организаций самых различных направлений…
– Нет сейчас с нами ни Василия Тимофеевича, ни его Надежды Ивановны, а без указания даты смерти мне отказались искать, где они похоронены. Дочь их вышла замуж, сменила место жительства – и никаких сведений об их судьбах я найти уже не могу.
А жаль…
В. Владыченко,
г. Севастополь