Христиан Людвиг Брем числился пастором в деревне Унтеррентендорф в Саксонии, а на самом деле был европейским известным орнитологом с коллекцией в девять тысяч чучел, и крестьяне с иронией называли его «птичьим пастором».
Необыкновенная его книга «Жизнь животных» вот уже сто лет не знает равнодушных читателей. Помню, я не умел еще читать, но с восторгом повторял выученные наизусть подписи под картинками. Детям, особенно детям города, часто она первая распахивала неизвестные и прекрасные горизонты, заставляя их тосковать от огромности и причудливости мира. Взрослых эта книга словно останавливает на бегу, отстраняя от них суету и мелочь их забот, и каждого на минуту хотя бы делает радостно удивленным. И нет, наверное, людей, которые не позавидовали бы автору этой книги — чернобородому путешественнику в высоких сапогах, с ружьем на плече и записной книжкой в кармане. А ведь он не был ни особенно счастлив, ни удачлив, просто он очень любил живое и искал его повсюду. Он мечтал о путешествиях всегда, а путешествовал меньше, чем вы думаете: не был в Индии, в Австралии, не был в Южной Америке, а в Северной жил только в городах — читал лекции.
17-летним мальчишкой его взял в Африку барон Мюллер. Это было первое и самое долгое его путешествие в верховья Нила. Он носил турецкую одежду и, обладая актерскими способностями, перенял восточную походку и мусульманскую плавность движений. Он мечтал о приключениях, как можно мечтать о них в 17 лет, и нашел их сверх меры. Чуть не перевернулся с баркой на нубийских порогах, перенес ужас пустыни Багиуде, чудом спасся ночью от нападения раненого бегемота. Но обо всем этом в его дневнике лишь короткие, отрывистые заметки, главное— работа. На берегах Голубого Нила он заболевает жестокой тропической лихорадкой и все равно продолжает исследования. «Нужно. Если я этого не сделаю — я не ученый», — пишет он. Он благодарен судьбе не за путешествия, не за пестрые перья пойманной им крошечной нектарницы, а за саму возможность изучать. «Наука сама по себе неотразимо привлекательна и награждает своих почитателей уже тем наслаждением, с которым они служат ей», — записывает этот юноша в своей африканской тетради.
Но никогда мир животных не закрывал от него мира людей. Здесь, в Судане, он столкнулся с самыми зверскими методами работорговли. И когда из зарослей тропического леса навстречу пришельцам неслись отравленные копья негров, Брем, выросший в колонизаторском угаре Германской империи, говорил: «Они правы». Он писал: «Ненависть черных племен справедлива. Изысканная жестокость, с котоpoй они убивают белого, попавшего им в руки, — не более как месть, месть ужасающая и обоснованная. Именно охота на рабов преграждает исследователю доступ во Внутреннюю Африку».
Вторая поездка в Африку, — на деньги герцога Саксен-Кобургского. На деньги журнала «Беседка» — поездки немецких и русских купцов в Норвегию и Лапландию, в Западную Сибирь и Среднюю Азию, в Венгрию и Испанию были совершены на деньги богатых. Своих денег никогда не было, да и откуда могли они появиться? Он постоянно чувствовал зависимость, но никогда не угодничал. Современники отмечают прямой до резкости характер Брема. В Берлине он строит необыкновенный аквариум и миниатюрный зверинец, обгоняя в проектах свое время лет на пятьдесят. А в награду — клевета. И снова разрыв. Жена упрекала его в том, что он не был «дипломатом». А он смеялся и говорил, что учиться такой «дипломатии» не желает.
Он очень любил жену. Она умерла от родов. Мальчик остался жить — младший, самый любимый сын. Тогда Брему не было и пятидесяти, но он очень сдал, никуда не ездил, целыми днями возился в розарии: цветы убивали тоску. Потом он подписал очень выгодный контракт, обязывающий в означенные там сроки прочитать 50 лекций в разных городах США. «Теперь у моих детей будут деньги», — говорил он друзьям. Накануне отъезда все пятеро его ребят заболели дифтеритом. Если он откажется от поездки, придется платить колоссальную неустойку. Он поехал. В Нью-Йоркском порту его ждала телеграмма: умер младший сын. Ученый вернулся в Европу слабым, больным и через год умер. Было ему тогда только 55 лет.
Книги Брема — это скорее не исследования, а жизнеописания животных. И нынешний зоолог, погруженный в очень важную, очень глубокую и очень узкую проблему, не часто снимает с полки его тома. Но, может быть, зоолог потому и стал зоологом, что много лет назад, стоя на перепутье дорог жизни, он раскрыл однажды книгу, в которой автор так «ненаучно» назвал газель «воплощенной поэзией пустыни».
Я. Голованов
ЖИЗНЬ ЖИВОТНЫХ
Иду под солнцем и теплым дождем. Давно не было «слепого» дождя...
Откуда ни возьмись – у моих ног – кошка, трехцветная. В глазах – мольба. Я протянула ей кусочек колбасы. Она взяла его, кинулась в тень и на бегу не то рыдала, не то пела что-то яростное на своем кошачьем языке.
Не зоолог