Великая Отечественная война всколыхнула в обществе не только массовый героизм и самопожертвование всех советских народов, но и выявила творческий потенциал талантов как в прозе, так и в стихах и песнях.
Именно 22 июня, в первый день войны, родился своеобразный Гимн будущей Победе – песня «Священная война» А. Александрова и В. Лебедева-Кумача:
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой!
С фашисткой силой темною,
С проклятою ордой!
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна,
Идет война народная,
Священная война…
Не было равнодушных при мощном звучании этой песни. Даже у нас, мальчишек того времени, – дрожь, мурашки по всему телу, от головы до пяток. И ярость в глазах, и желание рвануть на товарняке к фронту. И ведь не одного ловили милиционеры в пути на ближних и дальних станциях. Охрипших от встречного ветра в тамбурах, от холода и голода, возвращали домой, а они, подкормившись, снова старались правдами и неправдами, прибавив себе пару годков, обмануть офицеров военкоматов. И многие воевали в 16-17 мальчишеских лет наравне со взрослыми, получали медали «За отвагу» и даже командовали этими взрослыми однополчанами.
Таких примеров мы знали и слышали много от вернувшихся раненых соседей, своих же военруков-физруков, у которых не было педобразования.
А сколько стихов и песен о войне посчастливилось нам прочитать и выучить добровольно, без всякого принуждения! Потому что рвались прямо из сердца поэтов-фронтовиков и попадали прямо в наши души, в сердца будущих защитников Родины.
Многие из них до сих пор не стареют и волнуют не только фронтовиков, но и нас, их сыновей, наших внуков и правнуков. Это «Эх, дороги…», «Синий платочек», «В лесу прифронтовом», «Марш артиллеристов», «На позицию девушка…» и многие другие.
Многие из авторов этих песен остались лежать в братских могилах, не успев напечатать и услышать мелодию своих стихов. Десятки других вернулись живыми-невредимыми или израненными. Например, поэт Эдуард Асадов, ослепший от разрыва бомбы под Севастополем. Большинство ушло из жизни за последние 70 лет со Дня Победы. Но остались живы их стихи и песни, на которых воспитывалось не одно поколение молодежи, начиная от нас, детей войны, до современных мальчишек и девчонок, уходящих в армию в наше тревожное время. Боюсь кого-нибудь забыть, и все-таки напомню старшему и среднему поколению, а молодежь отправляю в библиотеки поискать и перечитать или прочитать (не пожалеете!) сборники таких поэтов-фронтовиков, как Григорий Глазов, писавший о трудностях первого шага в бою:
Я поднимаюсь. Медленно. Вполроста.
Я делаю свой первый трудный шаг.
Но оторваться от земли непросто:
Последний страх заныл в моих ушах.
Но вслед за мною двое, трое...десять,
За нами рота огневой дугой…
Ему вторит поэт-фронтовик Семен Гудзенко:
Когда на смерть идут, – поют,
А перед этим можно и поплакать.
Ведь самый страшный час в бою –
Час ожидания атаки…
Среди сражавшихся с врагом и вернувшихся домой или на учебу в знаменитый Литинститут представители многих народов Советского Союза: грузин Ираклий Абашидзе, узбек Хамид Алимуджан, азербайджанец Самед Вургун, абхазец Дмитрий Гулиа, украинцы Павел Антокольский и Александр Безыменский, славный сын Дагестана аварец Расул Гамзатов – автор стиха, ставшего знаменитой торжественно-грустной, хватающей за сердце песни «Журавли»:
Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей…
Песня написана после войны, а во время боев не менее печальные стихи, ставшие песней, написал его товарищ по поэтическому цеху русский Евгений Винокуров о погибших москвичах:
В полях за Вислой сонной
Лежат в земле сырой
Сережка с Малой Бронной
И Витька с Моховой.
А где-то в людном мире
Который год подряд
Одни в пустой квартире
Их матери не спят…
Но помнит мир спасенный,
Мир вечный, мир живой
Сережку с Малой Бронной
И Витьку с Моховой.
Поищите, пожалуйста, и прочитайте сборники стихов Анны Ахматовой и Ольги Берггольц, переживших блокаду Ленинграда, а также стихи Маргариты Алигер, Сергея Баренца, Гафура Гуляма, Константина Ваншенкина,Сергея Смирнова посвятившего всем погибшим в годы Великой Отечественной такие пронзительные строки:
А утвержденья эти лживы,
Что вы исчезли в мире тьмы,
Вас с нами нет, но в нас вы живы,
Пока на свете живы мы.
Девчонки те, что вас любили
И вас оплакали любя,
Они с годами вас забыли
Но мы вас помним, как себя.
Дрожа печальными огнями
В краю, где сосны и холмы,
Совсем умрете только с нами,
Но ведь тогда умрем и мы…
Ищите и читайте стихи одного из талантливейших советских поэтов-фронтовиков Александра Твардовского, его знаменитую поэму «Василий Теркин». И конечно стихи не менее талантливой поэтессы-фронтовой медсестры Юлии Друниной. Наиболее известны ее стихи «Зинка», «Мы были другими», «Девчонка что надо», «Наказ дочери», «Девчонки и поэты», «Наталья Пушкина», «Красотки серийного производства», «Ох, эти женские палаты» и другие.
Худенькой нескладной недотрогой
Я пришла в окопные края,
И была застенчивой и строгой
Полковая молодость моя.
…Я пришла из школы в
блиндажи сырые,
От «Прекрасной Дамы»
в «мать» и «перемать»,
Потому что имя ближе, чем Россия,
Не могла сыскать.
Это о первых днях и неделях на фронте. Видела за четыре года всякое: кровь, страдания, смерть. Но всю жизнь после войны перед глазами рукопашная схватка: десятки наших и немецких солдат молча, как в замедленном кино, колют штыками друг друга, бьют по головам прикладами, борются, а свалившись, душат до хруста шейные позвонки. Одних прислал взбесившийся фюрер завоевать чужую землю, превратить в рабов население, непокорных вместе с детьми и стариками сжечь в крематориях на удобрения. Другие стоят насмерть, чтобы выгнать или уничтожить этих зверей, бывших некогда людьми.
Я только раз видала рукопашный,
Раз – наяву, но тысячи – во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
Демобилизовавшись из армии, москвичка-лейтенант медицинской службы рано утром по дороге домой не смогла спокойно пройти мимо родной школы. Первыми встретили технички и гардеробщица. Плач, слезы… Все как будто те же, но и не совсем – постаревшие, исхудавшие. Поднялась на 2-ой этаж, в свой бывший 10-й «А». Села за свою парту и экспромтом нахлынуло:Тот же двор, та же дверь, те же стены,
Так же дети бегут гуртом.
Та же самая тетя Лена
Принимает мое пальто.
В класс вошла, за ту парту села,
Где прошли мои десять лет.
На доске написала мелом:
X+Y=Z
…Школьным вечером, хмурым летом,
Бросив книги и карандаш,
Встала девочка с парты этой
И шагнула в сырой блиндаж.
А потом представила, что сидит рядом ее славный очкарик Славка, помогает по алгебре решать задачу и… разревелась. Милый, милый, ее первая девичья влюбленность-любовь, погиб в декабре 41-го где-то под Смоленском. А она жива, а сейчас от горечи еле-еле жива, слезами залиты ладони. И кажется, прошло сто лет, а не четыре года с того школьного выпускного, когда, прощаясь, она сама впервые поцеловала Славку – то был первый и последний их поцелуй.
А потом помчалась мирная жизнь с ее радостями-горестями, замужеством и рождением дочери. Пока не пришла черная полоса с разрухой в головах политиков-хамелеонов.
Незадолго до трагической гибели поэтесса писала:
…И ей-богу, просто некогда стареть,
Хоть мелькают полустанками года.
Допускаю, что меня догонит смерть,
Ну а старость не догонит никогда.
И действительно, смерть догнала ее раньше старости. Просто не могла она, как и большинство фронтовиков, да и всего народа, вписаться в навязанное диктаторами-«демократами» под диктовку извне общество потребления и наживы, в капитализм – тупик человеческой цивилизации. Не смогла простить Горбачеву его хамелеонство, Ельцину – развала страны, за которую на ее глазах погибали в боях и умирали на ее руках и в госпиталях тысячи и тысячи ее боевых товарищей и подруг.
Конечно, постепенно все станет на свои места, а потому закончим разговор о ней ее же жизнеутверждающим стихом:
О вера юности в бессмертье –
Надежды мудрое вино!
Друзья, до самой смерти верьте,
Что умереть Вам – не дано!
А теперь прошу редакцию «Искорки» не пожалеть газетной площади для стихотворения знаменитого русского советского писателя и поэта Константина Симонова под названием «Письмо Алексею Суркову»:
Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди,
Как слёзы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали: Господь вас спаси! –
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси.
Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась,
Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога не верящих внуков своих.
Ты знаешь, наверное, все-таки Родина –
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти проселки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.
Не знаю, как ты, а меня с деревенскою
Дорожной тоской от села до села,
Со вдовьей слезою и с песнею женскою
Впервые война на проселках свела.
Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,
По мертвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.
Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха сказала: Родимые,
Покуда идите, мы вас подождем.
«Мы вас подождем!» – говорили нам пажити.
«Мы вас подождем!» – говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.
По русским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади,
На наших глазах умирали товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.
Нас пули с тобою пока еще милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился,
За то, что на ней умереть мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.
К. Симонов
М. Аленкин,
пгт Нижнегорский
НЕТ, НЕ ЛЬЩУСЬ Я СЛОВОМ «ВЕТЕРАНЫ»
Нет, не льщусь я
словом «ветераны»,
Хоть оно почетно, может быть.
Только рано, абсолютно рано
Мне такое звание носить!
Есть в том слове что-то от усталости,
От поникших плеч и тишины,
От морщин, от грустной седины,
А короче – от дороги к старости.
Ну а мне такое нужно слово,
Чтобы в нем – стрижи и поезда,
Буйный гром из тучи чернобровой,
И рассвет вишнево-васильковый,
И любви восторженное «да»!
Нет, не с тем, чтоб мне подмолодиться
(Глупости я вечно не любил),
Мне играть в мальчишку не годится.
Только ведь обиднои стыдиться
Всех своих еще упрямых сил!
Ветеран – светлейшее из слов.
Но, пока есть гроздья винограда,
Есть друзья, сраженья и любовь,
Мне подобных почестей не надо!
А усталость, хвори да покой –
Для поэта это не годится.
Я уйду, как улетают птицы
До приходастужи снеговой.
Будет сумрак розоветь слегка,
Будут спать еще цветы и дети.
И лишь я однажды на рассвете
Растворюсь,как тают облака...
Э. Асадов
Несчетный счет
минувших дней
неужто не оплачен?
...Мы были
во сто крат бедней
и во сто крат богаче.
Мы были молоды, горды,
взыскательны и строги.
И не было такой беды,
чтоб нас свернуть
с дороги.
И не было такой войны,
чтоб мы не победили.
И нет теперь такой вины,
что б нам не предъявили.
Уж раз мы выжили.
Ну что ж!
Судите, виноваты!
Все наше:
истина и ложь,
победы и утраты,
и стыд, и горечь, и почет,
и мрак, и свет из мрака.
...Вся жизнь моя –
мой вечный счет,
с лихвой, без скидок
и без льгот,
на круг,– назад
и наперед,–
оплачен и оплакан.
М. Алигер
МУЖЕСТВО
Мы знаем, что ныне лежит на весах
И что совершается ныне.
Час мужества пробил на наших часах,
И мужество нас не покинет.
Не страшно под пулями мертвыми лечь,
Не горько остаться без крова,
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.
Свободным и чистым тебя пронесем,
И внукам дадим, и от плена спасем.
Навеки.
А. Ахматова